— Наши-то проиграли, сибирские взяли. — Он расхохотался. Коростель негодующе затрещал и спрыгнул обратно в траву.
— Сибирские-то погнали, ух, погнали! Белок одних стадо! Да отыграемся, всё весело.
Он потянул руку к яйцу.
— К вопросу ответ, к яичку совет, — Стас прикрыл яйцо пальцами. Леший вновь навис.
— Умён ты, малой, да не очень. Вместе гнали мы, гостей провожали — любо по лесу идти! Только те пошли, а не все дошли!
— Как же? — озадаченно спросил Стас. Лешие не могли потеряться, не дойдя до собственного леса; всё равно, что перелётным птицам дорогу потерять. Убить лешего можно разве что громовой стрелкой, так грозы не было.
— Как, как? Никто такого не видал, не слыхал. Уж и железо принесли вы калёное, и небо закоптили, а такого не знаем! Скажи честно, душа крещёная, ваших рук дело?
Лес зашумел, хотя ветра не было. Леший закрывал собой встающее солнце. От его гнева дыбом встала вся трава. Молодая сосна треснула пополам, от макушки к корням, и с грохотом повалилась в трёх шагах от Стаса.
— Хозяин видит, зла не хочу ни ему, ни его сродникам, — сказал Стас, подбирая слова. — Сам я в такой круг попадал, да из него выпадал. Не знаю я, что это. Думал, леший гон. Ты, Хозяин, ветром дышишь, листву слышишь, за тобой весь лес встанет. Если кто на земле знает, что это, так это ты, Сам.
Леший нагнулся, достал из колючих иглистых ветвей обмершую белку, погладил её, как котёнка, между круглых ушек.
— Твоя правда, не соврал. — Он дунул на белку. Она встряхнулась и живо поскакала обратно в лес по упавшей сосне, как по мостику. — Не знаем мы, лесные. Ни луговики, ни полевики, ни болотницы. Уж и к тем, — он кивнул назад, на реку, — посылали, да и они не знают.
Он уменьшился так, что был едва выше десятилетнего ребёнка, и повесил позеленевшую голову. Пролетавшая мимо варакушка потопталась на его макушке и с писком полетела дальше.
Значит, про кольцо ветра лешие ничего не знают, да ещё и некоторые в нём пропали… Стас покачал головой и протянул лешему яйцо.
— Благодарствуй.
— Чего благодарствуй-то? — ответил леший понуро. — Не дал ответу-то.
— За добрую волю да за беспокойство, — сказал Стас. Леший подбросил яйцо в шершавой осиновой ладони, поглядел на свет.
— Двойчатки дахарь, пустышки взяхарь? На-ка!
Он снова подбросил яйцо в воздух, поймал ртом. Раз — и у Стаса в руке оказалась обычная сосновая шишка, ещё зелёная.
* * *
Стас сел, отряхивая траву. Вин сидел на открытом багажнике и курил трубку.
— Одной рукой справился, — отметил Стас.
— И силой мысли. Хорошо бы дождя не было, а то застрянем.
— Не будет, — сказал Стас.
— Откуда ты знаешь?
— Ласточки, — ответил третий голос. Из травы с противоположной стороны дороги поднялся Антон Синёв. — Высоко, — пояснил он. Подумал и добавил:
— Добро пожаловать.
* * *
Синий жил один, что было вовсе неудивительно. Всё остальное — как посмотреть.
Ближайшая деревня была в двух километрах. Полоса сухой грязи закончилась за пятьсот метров до его дома, и подъезжали они по прокатанным по лугу колеям. Вин подумал спросить, сколько Синий пролежал в траве, поджидая их, но не стал. Это ничего бы нового не добавило к его психологическому портрету.
Машину Синий вёл уверенно, ювелирно объезжая ямы. У него не было никаких микро-движений; видимо, он мог делать только одну операцию за раз. Только вести машину, только говорить, только стоять. Больше всего он напоминал бы Вину человекообразного робота, если бы не глубокопосаженные, живые глаза, и тонкие, сжатые губы.
Дом у него был небольшой, облицованный серым камнем, с чёрными металлическими ставнями. То, что Стас называл садиком, а Вин — участком, полностью заросло шиповником и дикой ежевикой. Тропинку от деревянного забора к дому, вероятно, прорубали, потому что кусты по краям её были будто срезаны бритвой. Под крыльцом лежала горка подсыхающих колючих веток. На некоторых ещё не высохла листва.
Синий молча провёл их внутрь. Он вообще ничего больше не говорил с того момента, как вышел из травы.
Внутри было примерно то же, что можно было увидеть в половине домов в Ключах. Обшитые деревом сени с несколькими парами резиновых сапог у порога. Гостиная и кухня без перегородки, печка (хорошо сложенная, отметил Стас), с несколькими изразцами в синий цветочек. Старые книжные полки с книгами пятидесятых или восьмидесятых, старые, в общем. Синие с оранжевыми полосами обои (Дина, подумал Вин), синие кожаные кресла с вельветовыми оранжевыми подушками (точно Дина), плотные синие шторы с оранжевой бахромой. В глубине комнаты была неглубокая ниша в стене, узенькая полочка метра два в длину, с полметра высотой. По расположению синих подушек на ней было понятно, что хозяин дома тут спит.
Стас огляделся, покачал головой.
— Ты чего? — спросил Вин. Он оглядел комнату ещё раз.
А, вот что.
— А где фотографии? — спросил он.
Синий опустил взгляд на пол.
— Подземный ход прокопали? — съязвил Вин.
— Не ход. Укреплять трудно. Время. — Вживую у Синего был менее монотонный голос, чем в записи, но всё равно в нём было что-то от глухого, который не знает, как голоса должны звучать.
— Покажите, — предложил Стас.