Каждое из трёх бурых дерматиновых кресел было продавлено по-разному, но до одинакового состояния. Это были уже не столько кресла, сколько футляры, по которым можно было угадать форму владельца. Владельцы по размеру соотносились, как контрабас, виолончель побольше, для взрослого, и поменьше, для ребёнка. По молчаливому приглашению хозяина, Стас устроился на месте «контрабаса,» а Вин сам уселся в кресло, куда любил забираться с ногами кто-то миниатюрный, хотя крупному высокому Вину в нём почему-то было вполне уютно.

В третьем кресле правый подлокотник была продавлен — на нём явно кто-то часто с удовольствием лежал. Синий опустился в него, как будто у него внезапно схлопнулись ноги. У него была очень прямая спина, но он чуть кренился направо, к продавленному подлокотнику.

— Возможно не придерживаться церемонии? — спросил Стас, вытягивая ногу. — Нам предстоит обстоятельный разговор.

Синий коснулся вмятин на подлокотниках кончиками пальцев.

— Не я. Мака. Они кино смотрели. Когда здесь, — уточнил он на всякий случай. — Тогда кофе. Если история?

«Здесь» было самым уютным подземельем, которое Вин, ветеран многих компьютерных сражений, когда-либо видел. Помимо кресел и пары маленьких столиков, без тесноты помещались две стенки-картотеки и деревянный шкаф до самого высокого потолка, стена-монитор — видимо, камеры где-то на участке? На включённых экранах было видно их машину за домом, деревца в саду и даже луг с рощей вдалеке. На комоде, покрытом синей и оранжевой плиткой — маленькая конфорка и небольшая чугунная полочка c несколькими медными джезвами разного размера; ещё шкафчик слева, шкафчик снизу, дверь в другую комнату или чулан. Кондиционер работал почти беззвучно, а вытяжка спряталась за розоватой медной сеткой. Тут и там тепло и мягко светили маленькие лампочки под плотными абажурами, диодовые полосочки вдоль полок, фонтаны светящихся звёзд на высоком потолке.

Фотографии лежали повсюду: аккуратные стопки на каждой поверхности, альбомы, разноцветные матерчатые папки-уголки, доска с пришпиленными работами. На стене висела фотография Синего, подростком, с сумрачным сосредоточенным лицом. На руках у Синего хихикала девчушка в русых кудряшках; вторая, похожая, но рыжая и чуть повыше, стояла на цыпочках, ухватившись за карман его джинс, и пыталась поймать маленькую за пятку, но не могла дотянуться. Сзади них, обнявшись, смеялись мужчина и женщина. Синий немножко клонился назад, к ним. Девочки были похожи на женщину, Синий — на мужчину.

Пока Синий молча делал кофе на конфорке и доставал кружки, теми же отточенными движениями, Вин и Стас листали альбомы. Папку «Галерея», на столике у кресла Синего, не трогали — Синему, должно быть, есть, что рассказать.

Вин рассматривал фотографии какого-то рыцарского поединка, когда Стас сказал несвоим голосом:

— Вин.

Альбом перед ним был открыт на фотографии красивой девушки в льняной рубашке, с зелёными ветками в спутавшихся русых волосах. Она глядела куда-то мимо фотографа, улыбаясь чему-то, но в то же время казалось, будто она смотрит Вину прямо в глаза. Он отвернулся и посмотрел снова. Нет, смотрит не в кадр. Или на него? Она стояла по колено в воде, в камышах. Трудно было отделаться от ощущения, что она вот-вот нырнёт туда, как только они отвернутся.

— Здорово, — искренне сказал Вин. — Классно снято. Чего ты?

Стас перевернул страницу. Ещё девушки, с ветками и водорослями, в воде и в камышах. Глаз по ним всё время скользил — одна она на фотографии? Вдвоём? Нырнула в воду или осталась?

— Здорово, — повторил Вин. — Прямо настоящие русалки, как у вас так получилось…

Девушка на фотографии смеялась фотографу в лицо, что было странно, потому что она стояла к нему спиной. Лицом или спиной, как это он так… Вин закрыл глаза и резко открыл.

И наконец увидел, кого Синий снял на самом деле.

_{* * *}

Коньяка у Синего не было, но была большая коллекция рома. Вин только медленно разобрал витиеватую надпись Rhum Vieux на прозрачной бутылке, как вдруг оказалось, что он уже держит пузатую стеклянную колбу с широким толстым дном, а во рту вкус карамели и почему-то дубовой коры. Гортань обожгло и отпустило, в голове прояснилось.

— Вроде пора привыкнуть, — сказал он в пространство, — после танцев на речке, на том бережочке и … И вот.

Он глотнул ещё, чувствуя себя немного пиратом.

— Танцы? — спросил Синий. Он балансировал свой стакан-колбу на кончиках пальцев, покачивая туда-сюда, чтобы ром переливался в свете лампы.

Вин покосился на Стаса, который пожал плечами.

— Пора распаковывать бюджет — нет, у вас так не говорят.

Он обратился к Синему.

— Антон…

— Синий, — попросил тот.

— Синий. Давайте по благоразумию. У нас все последние дни после этого фестиваля какая-то чехарда. Давайте сначала мы вам расскажем, что знаем…

— Потом я, — согласился Синий.

— И про русалок поговорим, — добавил Вин, хотя его передёрнуло от одной мысли. Почему-то именно этих он действительно боялся.

— И про русалок, — подтвердил Стас. — Я, признаться, опасался, что не удастся благоразумно и здраво описать нашу преамбулу, но ваши фотографии меня вдохновили.

— Да уж, — Вин глотнул ещё. — Мне даже показалось…

— Не показалось, — сказал Синий бесстрастно. — Я их тоже слышу.