Народу на фестивале было больше, чем Стас видел за последние два года. Вчера это его оглушило; он бродил туда-сюда по аллеям и площадкам, чуть не шарахаясь от людей, как одичавший кот. Сегодня было полегче, он хотя бы был готов к толпам, запахам и шуму – столько техногенного шума.
Проходить через рамку металлоискателя опять пришлось дважды — он положил на стол трость и ключи сразу, но забыл снять ремень. Кошелек прямо сразу увести не пытались, но Стас всё равно прятал его обратно, как учил его папин денщик, множеством быстрых суетливых движений, словно белка орешек. Не было нужды подстёгивать память, все навыки возвращались и так — он не задумываясь обходил как коробейников, так и стайки прелестных девочек с длинными цепкими пальцами, на всякий случай.
Как и накануне, Стас решил обойти некоторые маленькие сцены-помосты; их было полтора десятка, наверное, по всему парку. На них танцевали, пели, декламировали что-то, но Стаса интересовали только те, где разыгрывали поединки. Танцы, что на траве и площадках, что на сценах, он видел ещё вчера, когда несколько пришёл в себя. К тому, что он надеялся найти, они отношения не имели. Оставались бои, какие уж есть.
Первая сцена была в глубине парка. День обещал быть жарким; Стас купил бутылку воды из холодильника, хотя ему не нравился её привкус. Всё же лучше она, чем мороженое или липкая вода электрических цветов. От прилавков мороженщиков пахло дешёвыми духами.
Вчерашнее впечатление смеси цирка с портовым кабаре сегодня, когда он был более способен наблюдать, отчасти рассеялось. Многие женщины и девушки всё же были одеты не в обычные панталоны из саржи или одну куцую кисейную рубашку, а хотя бы в длинные сорочки или даже почти приличные платья; мужчины тоже не все были в исподнем, как здесь было принято летом. Да и костюмированных, в одежде, похожей на настоящую, тоже было немало. Стасу, конечно, было уже не привыкать к раздетым, но в Ключах не бывало таких больших толп.
Вин снял для них со Стасом хибару (хозяйка и Вин очень удивились бы, если бы он вслух так обозвал этот милый чистый домик, покрытый розовым сайдингом), рядом с кирпичным двухэтажным коттеджем в провинциальном стиле. На клочке земли, которого, по мнению Стаса, едва достаточно было для палисадника, стоял сарай, конура, два парника, и ещё были разбиты несколько грядок. Невзирая на тесноту, в домике было две чистые маленькие спаленки, что-то вроде кухоньки, и приличная для такого места уборная. Стас, впрочем, не желал роптать — он достаточно в своей жизни повидал постоялых дворов; чистота и порядочность хозяев была делом не последним.
Вин, добрая душа, ни о чём его не расспрашивал, только предложил свою помощь или просто составить Стасу компанию, и не стал настаивать, когда Стас отказался. Стас же, не сумев до конца сдержать волнения, в котором он пребывал со вчерашнего вечера, попытался выразить свою благодарность и извиниться за то, что он сам определил «моими кульбитами», но Вину извинения явно не требовались, и этим он только укрепил у Стаса чувство признательности.
(Стасу было невдомёк, что Вин с удовольствием строил свои теории, одна другой головокружительнее, хотя и все они, конечно, были далеки от истины: что много лет назад, ну, года два-три, Стаса оставила любимая девушка, или он потерял её, телефон вовремя не взял или что ещё, а тут вдруг сообразил, что может её тут найти, или кого-то узнал, или… Ну, что-то вроде этого. Почему-то со Стасом такие романтические ходы вязались прекрасно: увидел единожды, влюбился, потерял… Ну, что-то такое. Или она ввязалась в плохую компанию. Или погибла, ну или друг погиб, или сестра, и вот Стас нашёл какую-то ниточку. Ввязываться в что-то совсем уж явно криминальное Вин не собирался, но у него почему-то не было никаких сомнений в том, что в истории Стаса, когда она прояснится, не окажется ничего постыдного или какого-то «не такого».)
Вин, правда, настоял на мобильном телефоне — накануне Стас вернулся пешком и очень натрудил больную ногу. Стас не стал спорить — он был слишком обескуражен первым днём наблюдений и оглушён толпой — и с некоторым отвращением положил плоскую коробочку во внутренний карман. Он был не охотник до мудрёного, а по всему, что рассказывал Вин, выходило, что здешние люди добровольно носят мишень на себе, и собирают сами на себя досье. Он не стал пытаться объяснять Вину всю гадость этого — разговоры с тётей Алей, brave âme qu’elle était, много ему дали в первый год изгнания. К тому же объяснение с Вином предстоит и так, и le bon Dieu лишь знает, к чему это приведёт. Это решение Стас принял утром второго дня, когда Вин молча вёз его к парку. Это будет справедливо, хотя что Вин подумает…