Не отмечая никак холодности Стаса, мужчина продолжил:
— Меня зовут Павел, хотя для вас, наверное, будет естественнее называть меня Павел Иванович. Да и эти дети так и делают. Правда, у них не хватает сил на все слоги.
«Дети» смущённо заулыбались, бормоча «Пал Иваныч!» Пал Иваныч улыбнулся, искренне, губами и глазами.
— А к вам как обращаться?
Стас пожал плечами.
— Сожалею, но пока не вижу причин вам представляться.
Пал Иваныч вздохнул. Дружескую улыбку сменила сочувственная. Он сказал без тени раздражения:
— Молодёжь, к сожалению, повела себя необдуманно. — Он бросил взгляд на «молодёжь»; те покраснели и сбивчиво пробормотали какие-то извинения, Варяг неохотно.
— Метода «она отвлекает, он нападает сзади» дополнительных объяснений не требует, — терпеливо возразил Стас. У Пал Иваныча удовлетворённо блеснули глаза. — Еж-если вам есть, что мне сообщить, прошу.
Пал Иваныч сказал уверенно:
— Понимаете, молодой человек — условно, конечно, говоря, — мы как раз сюда приходим в первую очередь за такими, как вы.
— Хромыми? — с иронией спросил Стас. Дружелюбные недоговорки наставника молодёжи начинали ему немного надоедать.
Девица хихикнула и осеклась. Пал Иваныч поморщился.
— Нездешними, — мягко сказал он. — Некоторые, конечно, могут оказаться хромыми. Один без глаза был. Давайте я вам просто кое-что расскажу. Это не отнимет у вас много времени. А потом вы, может, захотите что-то сказать. Нет, так нет, расстанемся без обид.
Музыканты грохотали так, будто отбивали ритмы листовым железом. Если делать что-то шумное, то сейчас. Но трое перед Стасом стояли спокойно, и не было похоже, чтобы кто-то ещё ждал снаружи у окна. Стас пожал плечами.
— Если вам угодно. Я не тороплюсь.
Говорил Пал Иваныч действительно недолго, и на удивление прямолинейно. Он и его «дети» приходили на фестивали и ярмарки, чтобы выявлять «подкидышей». Почему-то подкидышей влекло в такие места. Обычно они рады были, что кто-то понял, кто они и как они здесь оказались. (Тут Пал Иваныч почему-то бросил взгляд в окно на небо, сунул руку в карман толстовки и продолжил чуть быстрее). Оказались они здесь потому, что тогда — в своём «тогда» — попались… недобычам, назовём их так. Пал Иваныч был уверен, что Стас знает, о чём он. Некоторые подкидыши теряли иногда десять или двадцать лет. С этими было очень трудно, потому что они просто думали, что сошли с ума, и иногда именно этим дело и кончалось. От пятидесяти до ста потерянных лет — с такими, как ни странно, было проще. Если они не потеряли рассудок сразу или не попали в какую-то плохую историю, им бывало легче поверить, что с ними произошло что-то необыкновенное. Подкидыши, потерявшие больше полутора сотен лет, им не попадались.
Как Пал Иваныч и его ребята во всё это ввязались — о, это очень интересная история, но долгая. Важно то, что занимаются они поиском подкидышей не первый год. Помогают им освоиться и привыкнуть (экие альтруисты, отметил про себя Стас), и так далее. Но в последнее время —
— В последнее время что-то меняется. Похоже, что недобычи… эволюционируют. И активизируются. Что-то происходит, к чему мы не готовы. Это трудно быстро объяснить —
За окном бодро соревновались по меньшей мере восемь волынок, а то и больше. Каблуки грохотали, как приближающийся обвал.
Пал Иваныч кивнул в сторону двери. Его гвардия неохотно, но послушно, двинулась к выходу, поглядывая на Стаса.
— Может, я ошибаюсь, — сказал Пал Иваныч задумчиво. — Но мне кажется, что вы появились на свет не позже девяностых. Позапрошлого века, конечно. Вы служили в армии, видели боевые действия — Первую мировую? И вы почему-то пришли сюда за тем же, что и мы.
Он достал из нагрудного кармана визитку.
— Вы умеете пользоваться телефоном или компьютером? Тогда оставлю вам это. — Он не стал протягивать её Стасу, а вставил её в трещину в краске колонны.
— Пароль — название фестиваля. Мы не будем за вами следить или на вас давить. Но мне кажется, что нам с вами по пути.
Пал Иваныч поклонился, по-настоящему, как сделал бы отец или дядя Стаса.
— Думаю, что до скорой встречи, молодой человек.
Все трое вышли, девушка первой. Серёжа с грохотом захлопнул дверь, встретившись взглядом со Стасом напоследок. Прекрасной дружбы не будет, старичок, пообещал он Стасу без слов. Стас посмотрел на него без всякого выражения.
На обшарпанной грязно-белой колонне осталась белоснежная карточка, кокетливо выглядывающая из-за лепестка отслоившейся штукатурки.